Читаем Франзена

"— Знаете, если бы мне предложили выучить один язык на выбор, но при этом освоить его мгновенно, как по волшебству — что-нибудь вроде: «Загадай желание, и оно исполнится», — я бы выбрал русский, чтобы читать Толстого, Достоевского, Чехова и Тургенева в оригинале. Это величайшая литература, эталон художественной прозы, да и драматургии, наверное. Может быть, и поэзии — здесь не берусь утверждать просто потому, что знаю ее недостаточно хорошо. То, как раскрылся русский роман в XIX и в начале ХХ века… понимаете, русские писатели будто бы сумели воспользоваться абсолютно всеми возможностями, которые им были даны. После всего, что сделал Гоголь, практически тут же и почти одновременно появляются Толстой и Достоевский — как такое вообще возможно? Оба гиганты, оба разные абсолютно, оба сочиняют лучшие романы из когда-либо написанных. А потом приходит Чехов — и такой: «Чем бы мне здесь тоже заняться?» — и становится величайшим драматургом и создает высшие образцы рассказа… Русская литература — это самая прекрасная вещь на свете".
                                      Джонатан Франзен

Полностью интервью американского писателя Джонатана Франзена читайте здесь 

Франзен, Джонатан

Поправки [Текст] : [роман] / Джонатан Франзен ; пер. с англ. Любови Сумм. - Москва : Изд-во АСТ : Corpus, 2013. - 670, [1] с.

Роман "Поправки", вышедший в 2001 году, принес сорокадвухлетнему Джонатану Франзену всемирную известность и поставил его в один ряд с классиками американской литературы. Книга разошлась миллионными тиражами, получила Национальную книжную премию США и была переведена на 35 языков. 

История семьи со Среднего Запада, рассказанная с иронией и любовью, оказалась глубоко универсальной. Чета Ламбертов и трое их взрослых детей похожи на любую настоящую семью: они любят и ненавидят друг друга, портят и спасают друг другу жизнь - и никто, включая их самих, не может помешать им собраться вместе за рождественским столом, если этого хочет мама. Фоном для этой вечной коллизии служит Америка 90-х - с ее внешним благополучием и внутренней тревогой, в смутном предчувствии перемен.